За высоким забором

3

Краснова – Надежда Тарасенко (слева), Жмигулина – Валентина Иванкова
Краснова – Надежда Тарасенко (слева), Жмигулина – Валентина Иванкова
В марте 2023 года исполняется 40 лет со дня премьеры спектакля по драме А.Н. Островского «Грех да беда на кого не живёт» в Новочеркасском драматическом театре имени В.Ф. Комиссаржевской. Особенно хочется вспомнить об этом спектакле сейчас, в дни 200-летнего юбилея великого русского драматурга.

Поставил спектакль режиссёр из Санкт-Петербурга (тогда ещё Ленинграда) Лев Яковлевич Шварц, любимый ученик Георгия Александровича Товстоногова.

Помню, с каким благоговением внимали Льву Яковлевичу новочеркасские актёры, пытаясь вникнуть в режиссёрский замысел и стараясь выполнить поставленные перед ними задачи. Посчастливилось и мне, молодому тогда артисту, быть частью постановочной группы. Я репетировал, а потом и играл в очередь с Вадимом Кацером, ведущим актёром театра, роль Бабаева. А когда театр покинул актёр Анатолий Землянов, быстро ввёлся на роль Шишгалёва. Репетиции Льва Яковлевича были чрезвычайно увлекательны, я даже вёл тогда записи, которые позже озаглавил «Режиссёрские уроки Л.Я. Шварца».

Он был не только режиссёром, но ещё и автором художественного оформления спектакля. Будучи и сценографом, и художником по костюмам, Шварц добивался точного соответствия костюмов не только эпохе, но и сути каждого персонажа. Все декорации выстраивались на поворотном круге, на котором шла адская круговерть обольщения Бабаевым Татьяны, замужней женщины. И тем самым унижения её мужа – лавочника Краснова. Недаром спектакль по этой пьесе, поставленный во МХАТе имени М. Горького в 2015 году, был назван «Отелло уездного города».

У Шварца финал спектакля решён трагически – все декорации поднимаются вверх и на пустой сцене оказывается плачущий Краснов с телом Татьяны на руках. До убийства на Краснове красная рубаха, цвет ярости, а после – чёрная, символизирующая смерть. Интересен и придуманный режиссёром высоченный забор, из-за которого то и дело выглядывают местные обыватели – подглядывают, подслушивают…

Бережно храню рецензию видного ростовского театрального критика Леонида Григорьевича Браиловского, напечатанную в областной газете (Браиловский Л.Г. Встреча с Островским // Молот. – 1983. – 22 марта. – № 66. –  С. 6.):

«Редко, очень редко, к ве­ликому сожалению, появляют­ся на сценах донских театров пьесы А.Н. Островского, да и вообще русских классиков. Поэтому с большим интере­сом ожидалась очередная премьера новочеркассцев, об­ратившихся к драме «Грех да беда на кого не живёт», которая долгое время неза­служенно считалась второсте­пенной в творческом насле­дии А.Н. Островского.

Задача перед театром стояла трудная. Необходимо было отказаться от привычного штампованного сценического прочтения этой пьесы как на­бора неторопливо развиваю­щихся картин, изображающих купеческий, обывательский быт маленького уездного го­родка. Необходимо было про­биться к подлинному Остров­скому, к динамичной, остроконфликтной природе этого произведения, к его трагедий­ной сущности — таков за­мысел режиссёра. А для этого в спектакле нужны в первую очередь сложные, своеобразные характеры, вступающие друг с другом в напряжённую драматическую борьбу.

Главный герой, лавочник Краснов — «Отелло третьей гильдии» — в исполне­нии артиста Ю. Толстова фи­гура противоречивая. В прош­лом у него трудная жизнь («Я тридцать лет для семьи бобылём жил, до кровавого поту работал, да тогда толь­ко жениться задумал, когда весь дом устроил. Я тридцать лет себе никакой радо­сти не знал»). И в тридцать лет Краснов наконец-то обретает радость, счастье — жену Татьяну. Считая её вы­ше себя, Краснов делает всё, чтобы заслужить любовь, и в этом он возвышается над ме­щанской, обывательской сре­дой, над бесчеловечной домо­строевской моралью. Чисто интуитивно — душа у него хорошая! — он стремится свои отношения с женой строить на истинно человеческих началах.

Все эти черты, грани образа, так сказать, лирического Краснова артист играет очень точно и эмоционально убеди­тельно. Но в характере Краснова есть и другие качества — горячность, вспыльчивость, резкость. Да и порвать со своей средой, совершенно ос­вободиться от её влияния он не смог. Когда Татьяна в по­следнем акте честно призна­ётся мужу: «Не любила я вас никогда и теперь не люб­лю... лучше разойдёмся...», то первая реакция Крас­нова — растерянность: «Как разойдёмся?» А за­тем заговорил в нём собствен­ник: «А на ком же я свою обиду возьму? От мужа — только в гроб...» Признать за женой право свободного выбора — до этого Краснов не сумел подняться. И в по­рыве обиды, отчаяния, гнева он убивает Татьяну.

Финальную сцену режиссёр выстраивает иначе, чем в пьесе. В пьесе Краснов после убийства выбегает на сцену с криком: «Вяжите меня! Я её убил». В спектакле он выходит на сцену с телом Татья­ны, опускается на колени и рыдает. Минутная вспышка прошла, и Краснов осознаёт весь ужас содеянного, осозна­ёт своё преступление. Но поздно: мертва Татьяна, да и Краснов духовно тоже уже мёртв. Жить дальше невоз­можно. Так завершает театр историю человека, чью лю­бовь, чьи хорошие душевные задатки погубил собственнический мир.

Хотя А.Н. Островский на­звал свою пьесу только дра­мой, последний акт решён трагедийно. Он требует от актёра громадного накала страстей. Ю. Толстов, конеч­но, стремится к этому, но до­стичь подлинно трагедийных высот ему пока ещё не уда­ётся.

Интересную трактовку об­раза Татьяны предлагает мо­лодая актриса Н. Тарасенко. Её героиня, стремясь благополучно «устроить» свою судьбу, вышла замуж за лавочника Краснова, не любя его и не уважая. И этим ис­калечила жизнь и мужу, и се­бе. Она и преступник, и жерт­ва. Такова страшная цена нравственного компромисса. Но ничего этого в самом начале спектакля Татьяна не понимает. Лживая, легкомысленная, она не способна серьёзно задуматься о жизни. Постепенно Татьяна начинает понимать всю сложность ситуации. Становится противно, мерзко лгать. Её признание мужу — духовное очищение, вероятно, даже духовное рождение. Но... слишком поздно. Трагический финал неизбежен.

Резко, броско, сурово обрисованы в спектакле обыватели — носители домостроевской| морали. Мучник Курицын (арт. К. Филиппович) и его жена — сестра Краснова (арт. Н. Шульга) приходят в дом к Красновым и требуют нагло, самоуверенно: надо жить, как мы живём. Курицыны, приказный Шишгалёв (арт. А. Землянов), мещанка Зайчиха (арт. М. Сучкова) следят буквально за каждым шагом Красновых — хихикают, сплетничают, злорадствуют. Их головы появляются над декорациями — они заглядывают в комнаты, дворы — от их глаз и ушей никуда не денешься. Такое режиссёрское решение ещё более усиливает драматизм происходящих событий, подчёркивает трудность положения героев.

Всё время старается разжечь в Краснове низменные чувства его младший брат Афоня (арт. Н. Тарасенко). Лукерья Жмигулина (арт. В. Иванкова), чванливая, спесивая, она буквально заставляет свою сестру Татьяну завязать роман с помещиком Бабаевым (как же — такая честь!). Бабаева играет В. Кацер. Внешний рисунок роли у артиста точен. Но ещё не раскрыт в полной мере эгоизм этого барина, его равнодушие к чужим человеческим судьбам, даже к Татьяне, которой он увлечён.

Итак, спектакль по пьесе Островского вновь появился на донской сцене. Несмотря на отдельные потери, он интересен и доказывает, что социально-нравственная проблематика пьесы, страдания её героев волнуют нас и сегодня».

Вспоминаю сейчас и сам спектакль «Грех да беда на кого не живёт», и репетиционный процесс. Душевные качества Льва Яковлевича, его манера общения с актёрами произвели на меня неизгладимое впечатление. Порой перечитываю записанные мной «Режиссёрские уроки Л.Я. Шварца» и возвращаюсь мыслями и чувствами в то время, когда этот блистательный режиссёр ставил этот удивительный спектакль.

Шварц учил нас быть не ремесленниками, а творцами. И главное, не врать – ни в жизни, ни на сцене. Привожу некоторые выдержки из его высказываний.

Репетиция по-польски – «проба».

Суть часто рождается от формы.

Настоящие вещи играются спиной, а не лицом.

Сколько ставится спектакль? Репетиционное время плюс вся прожитая жизнь.

Режиссёр показывает на двести процентов, а актёр должен делать на сто.

Не играйте всё вместе. В одном месте спектакля одно, в другом – другое.

Прелестное выражение – «удобно артисту». А надо, чтобы зрителю было удобно.

Если сцена на репетиции не идёт – надо поменять ролями партнёров, а потом вернуть, как было.

Жизнь одна – на сцене и вне сцены.

С такими лицами, с которыми мы входим в театр, нельзя играть Островского.

Каждое слово Бабаева стоит пять долларов.

Краснов меряет жизнь вечностью, а Бабаев – часами.

Если будем рассуждать на уровне коммунальной кухни, то ничего не поймём в Островском. А он описывал великие страсти.

В Малом театре играли «по-живому», а в Александринке играли Островского. Поэтому Островский не любил Александринский театр.

Театральный вестник

Print Friendly, PDF, Email

Оставить отзыв